Валенки шептуны что такое: Валенки-шептуны | Отдых и путешествия по Уралу

Пока море снова не сомкнулось над нами.

Венгрия, октябрь 1944 года. Фермеры делают паузу в своей работе на полях и смотрят, как по дороге проходит колонна мужчин, бригада венгерской службы труда, в основном состоящая из евреев, идет обратно с медного рудника в Сербии через венгерскую сельскую местность. . Их рабочая форма оборвана; они — коричнево-серая река тел, одни спотыкаются и падают, другие изо всех сил пытаются поднять своих собратьев и унести их с собой. Охранники в форме, в основном венгры, под контролем немецких СС, патрулируют вверх и вниз, а наблюдающие за ними рабочие видят людей, падающих в канаву, слышат выстрелы, пока колонна не исчезает за горизонтом.

Пока он спотыкается, один из заключенных складывает слова, составляет фразы и запоминает их. Они были в пути уже несколько дней. Вдали слышен гром приближающихся русских дивизий. Война наверняка скоро закончится, и они вернутся домой к своим семьям. Ночью, лежа на голой земле кирпичного завода, среди оборванных спящих людей, он достает небольшую тетрадь и аккуратно аккуратным почерком записывает семь строк, вызывая к жизни рабочих на полях, которые наблюдали за ними. С лаконичной иронией он назвал свое стихотворение «Картинная открытка»:

В девяти километрах горит покров
Хейрик, усадьба, хутор.
На краю поля крестьяне молча курят.
Трубки против страха вреда.
Вот: озеро, взъерошенное только ступенькой
Из крошечной пастушки — то, что пьют взъерошенные овцы
в их смирении.

Он приобрел блокнот, обменяв свои последние сигареты с сербскими сельскими жителями, которые подошли к проводу лагеря Хайденау.По дороге домой он продолжает писать в надежде, что снова увидит свою жену Фанни. О ней он написал: «Ты, чье спокойствие подобно весу и уверенности псалма». Спотыкаясь, он мечтает о ней, о верандах, о сливовом варенье, о тишине позднего лета в залитых солнцем садах.

Важно то, что эти слова напомнили двум заключенным, что они не были рождены животными.

Он пережил месяцы каторжных работ на медном руднике, и когда стража отправила их в поход, он мог подумать, что путешествие приведет его домой, но с течением времени он начинает понимать правду. В ночь с 7 на 8 октября 1944 года на кирпичном заводе в Сербии, недалеко от границы с Венгрией, охранники СС приказывают пленным лечь и освободить карманы от ценностей. Половину пленных они расстреливают. Скрипач будапештского кабаре падает на колени, и когда заключенный пытается помочь ему, охранники стреляют скрипачу в шею. Заключенный падает рядом с ним и лежит неподвижно, не двигаясь. Он слышит, как охранник говорит по-немецки прямо над его головой. Затем СС и их венгерские соратники заставляют выживших подняться на ноги, чтобы продолжить марш.Теперь они понимают, что они едут не домой, а в трудовые лагеря в Германии. К 24 октября они уже на полпути через Венгрию, и у него есть время ночью написать еще одну «Картинную открытку»:

У быков текут слюна, смешанная с кровью
Каждый из нас мочится кровью.
Отряд стоит клубками, вонючий, безумный.
Смерть, отвратительная, летит над головой.

К настоящему времени они маршируют на северо-восток к границе Германского Рейха. Охранники ставят их лагерем на взлетной полосе заброшенного аэродрома, и пока остатки людей спят, заключенный берет кусок картона, который он подобрал по дороге — на спине рекламу рыбьего жира — и он пишет еще одну «Открытку с картинками», на этот раз описывая свою встречу со смертью за несколько дней до этого:

Я упал рядом с ним и его труп перевернулся.
Тугая уже как натянутая веревка.
Выстрел в шею.«И ты тоже так закончишь».
Я прошептал себе: «Лежи спокойно, не двигайся.
Теперь терпение цветет смертью ». Затем я мог услышать
Der springt noch auf, вверху и очень близко.
Кровь, смешанная с грязью, засыхала у меня на ухе.

Он копирует семь строк в свой блокнот и датирует это 31 октября 1944 года. Это последняя запись. Один из выживших в колонне, вернувшийся из Германии, позже рассказал, что в последний раз видел заключенного, сидящего в одиночестве на взлетной полосе аэродрома, глядя на свои ветхие ботинки.

8 ноября венгерские охранники заполнили две телеги заключенными, которые больше не могли ходить, в том числе поэтом, и отвезли их в местные больницы в городке недалеко от немецко-венгерской границы. Больницы прогнали умирающих. Затем четверо венгерских охранников выкатили телеги в лес за городом, выстрелили пленным в затылок и бросили тела в неглубокую могилу.

В августе 1946 года жене поэта Фанни сообщили, что тела эксгумированы, а некоторые личные вещи ее мужа были найдены недалеко от города, где его в последний раз видели живым.Эти вещи были переданы местному мяснику, лидеру еврейской общины города. Когда она пошла в мясную лавку, он дал ей сверток из коричневой бумаги. Когда она развернула его, она нашла бумажник с его и ее фотографиями, его страховую карточку, фотографию его матери в молодости и записную книжку. На внутренней странице было послание, адресованное поэту на пяти языках — венгерском, английском, французском, немецком и сербохорватском — с сообщением всем, кто его нашел, о том, что в нем содержится произведение венгерского поэта.Когда Фанни перевернула страницы, она нашла «Открытки», написанные его твердой, неизменной рукой.

Фанни так и не вернула тело мужа и не похоронила его должным образом, но она дожила до того, чтобы Миклоша Радноти признали одним из величайших поэтов Венгрии и Европы. На последнюю строчку одного из его стихотворений действительно был ответ: «Но скажите мне, сохранилось ли произведение?» Его поэзия и по сей день преподается в венгерских школах. Его свидетельство также гарантировало, что страдания его товарищей по трудовой бригаде не будут забыты.Как и Ахматова, как и Леви, его свидетельский акт также был приговором, который их страны все еще неохотно принимают. Работа Радноти была включена в национальный канон, но неприятный факт остается фактом: охранники, убившие его, были венгры.

В начале 2000-х, когда Фанни было далеко за восемьдесят, биограф ее мужа спросил ее, уменьшилась ли боль от его потери со временем. Она покачала головой. Знала ли она, продолжал биограф, стихотворение Эмили Дикинсон?

Говорят, что «время успокаивает» —
Время никогда не успокаивает;
Настоящее страдание усиливается,
Как и сухожилия, с возрастом.
Время — испытание неприятностей,
Но не лекарство.
Если такое докажет, это тоже докажет.
Не было болезни.

Фанни снова кивнула. Да, она знала стихотворение.

__________________________________

Выдержка из «Утешение: в поисках утешения в темных временах» Майкла Игнатьева. Издано Метрополитен Букс, издательством Генри Холта и компании. Авторские права © 2021 Майкл Игнатьев. Все права защищены.

Почему так много людей так жестоко обращаются со своими собаками?

Спереди одноэтажный дом, обшитый вагонкой, выглядит грязным и обветшалым, а лужайка загромождена хламом.Задний двор делает фасад похожим на Версаль.

Деревянные лестницы от черного хода во двор прогнили и обрушились. В траве ржавый Camaro 1990-х годов. Здесь есть путаница металлолома, выброшенные автомобильные детали, промокший матрас, проржавевшая бытовая техника, покойная газонокосилка, сарай для инструментов, заколоченный фанерой. Есть спелые груды мусора и разваливающиеся ямы пепла, в которых сжигали мусор и остатки пищи. Картина почти литературная, как портрет отчаяния, нищеты и упадка.Снопсы Фолкнера, знакомьтесь с Джоадсом Стейнбека.

Ни один человек не живет в этом доме, который находится в сельской местности на севере Северной Каролины, финансово разрушенном районе, где многие люди живут худыми. Назовем это Нет-Нет Земли. Дом заброшен с января, когда его хозяин, пожилой мужчина, умер от COVID-19. Мы здесь в конце июля. Убожество кажется безжизненным, но, что ужасно, это не так.

Вы слышите лай трех собак до того, как их видите, а затем вы видите их и отшатываете. Каждый привязан к металлическому тросу, привязанному к его собственной примитивной деревянной будке.У каждого животного есть всего несколько десятков квадратных футов, в пределах которых можно двигаться. Собаки могут видеть и слышать других, но это дразнящая жестокость — они так далеко друг от друга, что не могут касаться друг друга или играть. Соседи никогда не заглядывают. Эти три женщины были одни на улице, заключенные в одних и тех же местах в этом гниющем месте днем ​​и ночью в течение шести месяцев. Сегодня ей 85 в тени. Они тяжело дышат. К Фолкнеру и Стейнбеку, возможно, придется добавить Данте.

Когда хозяин умер, дом и животные унаследовала его дочь, которая живет в другом штате.У нее есть родственник, который должен время от времени останавливаться, чтобы пополнить запасы еды и воды для собак, но его посещения, похоже, прерывистые и кратковременные. По причинам, противоречащим здравому смыслу и приличию, дочь выбрала эту бессердечную систему, вместо того, чтобы сама усыновить собак или отдать их тому, кто будет о них заботиться.

Организация «Люди за этичное обращение с животными» знает об этом месте, и, с неохотного согласия нового владельца, организация по защите прав животных время от времени направляет группу полевых рабочих.Они моют и наполняют миски, раздают лекарства от блох, жевательные игрушки и соломинку для постельного белья и царапины под шеей, но они не могут решить большую проблему, и они не могут часто приходить сюда. Их штаб-квартира находится в Норфолке, в 100 милях от них, и у них есть сотни других животных, с которыми жестоко обращаются, которых нужно проверить, и найти новых. А сейчас условия здесь ухудшились до этого.

Трое рабочих РЕТА разворачиваются, чтобы посмотреть. Первую собаку, молодую черную гончую и бордер-колли, зовут Шэрон.Шарон полна энергии. Почему-то ее дух еще не сломлен. Но ее миска с водой наполнена вонючей черной солоноватой жидкостью — можно только догадываться, что ее загрязнило и как долго. Ее миска для еды, большое пластиковое ведро, содержит мокрый, залитый дождем крошечный корм, тараканов, личинок и улиток. Это извивающееся пойло — ее единственное средство к существованию. Тем не менее, она виляет, изголодавшись не столько по белку, сколько по любви.

Вторая собака, находящаяся в 100 футах через двор, — Леди, небольшая помесь с трехцветной мордочкой в ​​стиле пэчворк.Ее тело крысино-серое, но это обман. Люди из PETA знают, что она в основном белого цвета из картофельного пюре; Среди немногих вещей поблизости — яма для пепла, в которой она одержимо катается, чтобы облегчить мучения блох. Даже с нескольких футов видно, что она — извивающийся ковер паразитов. Работники РЕТА прозвали ее Блинами, потому что, приветствуя людей, она игриво прижималась к земле. Дух этой собаки тоже не сломлен, но ее тело сломлено. Она истощена. Нет еды в пределах досягаемости.Ее ребра торчат, как бочковые посохи. На фотографии, сделанной PETA всего месяц назад, она все еще была в достаточной мере покрыта телом.

«Она потеряла четверть веса!»

Это Дафна Нахминович, старший вице-президент PETA по расследованию жестокости. Ее сфера деятельности — часть PETA, менее известная общественности, чем более известная сторона организации, сторона провокаторов, которая исторически упивалась публичными столкновениями и яркими трюками.

Нахминовичу 50 лет, он коренной израильтянин с прекрасными чертами лица, слабым шипящим акцентом и усталыми глазами, которые все видели. Как руководитель PETA, она иногда выступает на модных фандрайзерах, демонстрируя вечерний образ под пышными серебристыми волосами до плеч. Но в поле она собирает эти волосы в пучок и одевается в футболки, брюки-карго и прочные непромокаемые ботинки, чтобы пробираться через какашку, блевать, мочиться, помои, чиггеры, личинки комаров, почвенный грибок и сточные воды из септик-ям. она может добраться до животных, запертых в ужасно негостеприимных местах.

Нахминович идет дальше и находит третью собаку, Коротышку, маленькую черно-коричневую дворнягу. В прошлом году здесь Шорти потеряла сердце и рассудок. Ухудшение ускорилось с тех пор, как она оказалась здесь в ловушке 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Она прячется под ржавым автомобильным приводом и глушителем, агрессивным рычанием сорняков и большой изогнутой металлической рамой, которая когда-то могла быть тележкой для багажа отеля. Когда приближается Начминович, собака съеживается и все глубже уходит в хлам.

Начминович по натуре головорез, по необходимости дипломат.Ее команды должны стараться сотрудничать с владельцами домашних животных; если владелец приказывает им покинуть собственность, по закону PETA должна уйти и не может вернуться, а это означает, что животные часто кончают, если организация не сможет убедить местные власти в сотрудничестве. Это никогда не является данностью, даже если условия однозначно незаконны, а зачастую таковыми не являются. Местные таинства не поощряют нечеловеческих существ. Итак, Начминович и ее работники неизменно вежливы и снисходительны, даже когда противостоят упрямым, невежественным, враждебным и бесчеловечным.Но прямо сейчас, с этой ситуацией и с домовладельцем в другом месте, она с белыми костяшками пальцев, с выпирающими прожилками и зловещим молчанием.

«Я не оставлю этих собак сегодня», — тихо говорит она Дженни Тид, своему заместителю.

Тид из Батон-Ружа, которую все называют Gator, говорит своему боссу, что она безуспешно пыталась позвонить и отправить владельцу письмо по электронной почте, чтобы получить разрешение на извлечение собак, и женщина, вероятно, все равно откажется. Она отказалась раньше.

«I. Являюсь. Нет.Уход. Эти. Собаки. Сегодня.» — повторяет Начминович.

Она имеет в виду, что собирается их украсть.

И она делает это после короткого телефонного разговора с Ингрид Ньюкирк, основательницей и президентом PETA.

Цепи разблокированы. Шэрон идет к фургону РЕТА. Начминович несет Блин, голодного. Она смотрит на двух собак в клетках в автомобиле с кондиционером и говорит: «Им будет комфортнее, чем когда-либо в их жизни». Это правда; почти сразу же они засыпают безмятежным сном.

Начминович освободил Коротышку от обломков и несет ее к фургону; собака кажется слишком парализованной страхом, чтобы сделать это самостоятельно. Лицо руководителя РЕТА потрясено. Она шепчет Шорти на ухо: «Мы не позволим тебе умереть здесь, милый». Собака обмякла от ужаса, перепуганная до безумия, и опорожняет свой мочевой пузырь и кишечник на все тело своего спасителя, который даже не вздрагивает.

Когда Шорти запирают в фургоне, Гатор — сотрудник PETA, который больше всего ездил в это темное место и воочию наблюдал ухудшение состояния собак — плачет от облегчения.Начминович выглядит довольным, но все еще мрачным.

В другие дни ее команды находили собак, умерших от жажды или теплового удара, все еще скованных цепями, с их владельцами в их домах с кондиционерами. Однажды ее бригады спасли привязанную собаку, которую, по словам соседей, ежедневно били ножовкой, ремнем и ручкой от метлы. Работники РЕТА однажды обнаружили скелет собаки — плоти почти не осталось — все еще на цепи.

Простая, мрачная правда: Начминович знает, что то, что она только что увидела, может быть даже не худшим, что она увидит сегодня.

Это происходит по всей стране, безжалостное 24 часа в сутки приковывание собак цепью к пожизненным приговорам, связанным с нищетой и безумием. Эта практика не является прерогативой какой-либо расы, возраста, национальности или какого-либо региона страны, хотя она наиболее распространена, безусловно, в сельских районах Америки, где ресурсы ограничены, а возможности скудны.Многие штаты приняли законы, которые пытаются ограничить количество часов в день и при каких обстоятельствах, но ни один из них не запрещает это полностью. Большинство этих компромиссных законов представляют собой нерешительные полумеры, которые трудно обеспечить. В большинстве штатов вообще нет законов. Некоторые муниципалитеты самостоятельно запретили привязку собак, но они составляют менее 1 процента всех городов и округов страны.

Было бы соблазнительно назвать это эпидемией, за исключением того, что у эпидемий обычно есть четкая отправная точка, и они в конечном итоге заканчиваются.Эта особая жестокость продолжается столько, сколько кто-либо может вспомнить, и никто не знает, когда она прекратится или когда-нибудь прекратится. Если вы никогда не слышали об этом или не имели представления о его повсеместном распространении, возможно, это связано с тем, что человечество имеет множество собственных трагедий, о которых следует сообщать, и потому, что новостные организации предпочитают избегать этих депрессивных и несущественных историй. Они отталкивают читателей, слушателей и зрителей.

[Принят закон о полномасштабном федеральном запрете жестокого обращения с животными]

Парадоксально, но цепные собаки часто имеют грандиозные имена, предполагающие, что их ценят и даже поклоняются — Алмаз, Драгоценный, Принцесса, Король, Слава, Ангел — или имена с воспринимаемый престиж, как Dior, Gucci, Lexus или Cash. Эти Preciouses, Diamonds и Lexus имеют тенденцию быть привязанными к самой дешевой, непоколебимой вещи, которая доступна. С меньшими собаками это часто просто шлакоблок. Для более крупных собак — дерево или тушку.

Эти сельские районы физически плоские и экономически ослабленные. Наименее доступные дома, самые безлюдные, с наибольшей вероятностью будут иметь знаки «Вход воспрещен». Там же, кажется, находится большинство привязанных собак в Нет-Нет-Лэнде.

Собаки часто заключают в тюрьму, которую Нахминович называет «задним двором» — как можно дальше от дома, как будто их существование доставляет неприятные неудобства.Они, как правило, живут в центре круга из грязи, диаметр которого в два раза превышает длину цепи на их шее, которая часто составляет 10 футов или меньше. Это их мир — грязная вселенная, которую они вырезали своими лапами, бегая по кругу, испытывая центробежную силу, тщетно пытаясь сбежать, как луна, загнанная в угол гравитацией. За кругом — трава, к которой они редко, если вообще когда-либо прикасаются, или нюхают. Большинство этих собак были признаны недостойными заходить в семейный дом.

У привязанных собак общие модели поведения.Если вы приблизитесь, они с радостью побегут к вам на полной скорости, пока их цепи не натянутся и не тянут их назад мертвой хваткой. Они знают, что это приближается, и что это будет больно, но безумно ищут связи.

Они буквально и образно на конце своей веревки. Некоторые угрюмы и злобны, но большинство наполнено тревогой и неестественно нуждаются: когда вы рядом, они не хотят, чтобы вы уходили. Они будут держаться за вас передними лапами в медвежьих объятиях, которые, кажется, бросают вызов естественным ограничениям скелета и мускулатуры собаки.Незащищенные профилактическими препаратами, у них есть блохи. У них сердечный червь. Они кишат личинками и мухами, которые случайно нападают на самые мягкие и уязвимые части их тела — уши, глаза, рот — и разъедают ткани, которые раздуваются, кровоточат и гниют. У многих есть открытые язвы, и от некротической плоти воняет. Иногда вы чувствуете их запах, прежде чем погладить.

Иногда они съедают свои собачьи будки, если они есть, грызут и переваривают дрова — просто потому, что этим занимаются в дни их отупения.Древесина часто стачивает резцы — передние, грызущие зубы — до болезненной пульпы.

Нередко можно встретить собаку в ошейнике, которая медленно ее ударяет. Никто не удосужился выпустить ни одной или трех ступенек, пока животное росло. Иногда под воротник с трудом умещается мизинец. Это лучшие случаи. В других случаях воротник сросся с кожей и должен быть удален хирургическим путем.

Собаки будут ходить взад и вперед по окружности своего жалкого круга, компульсивно, как заключенные, приговоренные к смертной казни, расхаживают по своим камерам.В какой-то момент цепь неизбежно перевернет их миску с водой — несчастный случай, который может оставаться незамеченным в течение нескольких часов или дней, что особенно опасно, потому что они не могут добраться до утренней травы и ее росы.

Вы учитесь говорить тихо; они склонны съеживаться от повышенных голосов, которые, по их опыту, часто сопровождаются дисциплиной, а дисциплина может быть телесной. Многие съеживаются от поднятых рук — даже питбули, пастухи и мастифы, которые могут убить мучителя одним стратегическим жеванием и хлыстом, но не делают этого.Они слишком сломаны.

Вы можете узнать все эти вещи и стать свидетелями каждого из них, как я, всего за три дня с командой PETA.

«Что» очевидно. Это «почему» загадывает.

Около полутора лет назад в северо-восточном Вашингтоне, округ Колумбия, семья привезла домой трехмесячного щенка, которого они назвали Лекси.У нее не было документов, но она выглядела как гончая Плотта — красивая, ласковая, завораживающе упрямая, черно-тигровая, вислоухая охотничья порода, которая является государственной собакой Северной Каролины. Новые владельцы Лекси были хорошей семьей; их дети казались хорошо любимыми и хорошо приспособленными. Но с первого дня с этим щенком плохо обращались.

Каждое утро в 6:30 ее выпускали на небольшой городской задний двор и обычно не пускали обратно до 20:00. Она проводила день в основном одна, летом и зимой и в перерывах между ними, лая, виляя и прося внимания у прохожих, прогуливающихся по переулку.Лекси была неизменно добродушной, и некоторые соседи, которые ее жалели, бросали угощения через ограждение, ограничивающее ее: собачьи закуски, которые они принесли, мясо для сэндвичей, Cheez Doodles, что угодно. Лекси, гурманка, перебила их всех. По крайней мере, двое соседей наблюдали за тяжелым положением Лекси и позвонили в службу контроля за животными, чтобы сообщить об этом безобидном пренебрежении, но жалобы ни к чему не привели; юридический порог жестокого обращения с животными довольно высок.

За несколько месяцев Лекси выросла во взрослого человека с широкими мускулами, весом 55 фунтов.У нее никогда не было возможности бегать, она редко, если вообще когда-либо, ходила и не получала никаких реальных упражнений, кроме подпрыгивания вверх и вниз по черной лестнице со своего двора на второй этаж дома, вверх и вниз, вверх и вниз. Женщина, которая жила в соседнем доме, превратила это в игру, чтобы дать Лекси чем заняться. На заднем дворе женщина по имени Рэйчел стояла у подножия лестницы. В пятнадцати футах от нее Лекси выровнялась бы точно так же. Они остановились, наблюдая друг за другом, тела напряжены, как спринтеры на стартовой линии.Внезапно Рэйчел устремилась к вершине. Лекси поступила бы так же. Лекси всегда побеждала в гонках, виляя и торжествуя. Рэйчел и ее парень тайком протирали живот двумя пальцами собаке через ромбовидные отверстия в цепочке, разделявшей эти две собственности. Лекси научилась подавать прошение об этой небольшой близости, встав на задние лапы и упираясь животом в забор.

Я знаю все это, потому что я тот самый соседский парень.

Мне было стыдно. Я решил, что из-за своего молчания я был соучастником злоупотреблений и месяцами грыз меня, пока однажды я не пошел в банк.Затем я постучал в дверь своего соседа и предложил купить Лекси — неплатежеспособное, недисциплинированное, неконтролируемое животное, недоказуемой родословной и коммерческой ценности — за тысячу долларов, наличными, без каких-либо вопросов. Владелец Лекси понял значение предложения, обиделся и отклонил предложение.

Спустя несколько месяцев семье пришлось переехать. Хозяин жестко спросил, хочу ли я еще собаку. На этот раз, учитывая его нехватку времени, я предложил 500 долларов, и он согласился.

Два месяца спустя, в конце июля, я уехал в Норфолк, чтобы рассказать об этой истории.Решил взять Лекси. Я не мог сказать вам, почему именно, за исключением того, что я подозревал, что ее присутствие и личность Да-Да могут как-то помочь мне лучше понять то, что я видел там, в Стране Нет-Нет.

Иногда людям так не хватает смекалки и настолько неосведомленности о том, что представляет собой жестокое обращение с животными, что они непреднамеренно сдаются. В этот день позвонила женщина, чтобы попросить помощи у PETA с собакой по имени Дора, которая, по словам звонившего, , живет на улице, потому что у ее ребенка аллергия, но о нем хорошо заботятся.Она говорит, что Дора покрылась блохами и потеряла куски шерсти, а у хозяйки мало денег, и она просит бесплатную медицинскую помощь. Это то, что делает PETA.

Прибывают люди из РЕТА. Дора — боксёрский микс. Она в клетке под навесом за домом. Она находится под прямыми солнечными лучами. Это 90 градусов. У нее нет воды.

«Боже мой, она умирает», — говорит Начминович.

Собаки не потеют; они охлаждают себя, тяжело дыша. Породы с плоским носом и коротким языком, такие как боксеры, особенно подвержены смерти от теплового удара.Дора не могла продержаться дольше.

Она безумно плюется, заперта в клетке, укушена блохами, задыхается и рычит. Когда люди из РЕТА наполняют ее водой, один из них замечает что-то на периферии этой сцены.

В доме есть просторная закрытая веранда, на которой стоят два ящика для собак — такие переноски, которые можно использовать, чтобы взять собаку в самолет или отвезти к ветеринару. В каждой клетке — такса. Уже прижатые к земле сосновые собаки едва могут стоять там.Но именно там они живут 23 с лишним часа в день, по словам Габриэля, 18 лет, единственного члена семьи, который находится дома. По его словам, в течение нескольких минут в день собакам разрешается бегать рысью по двору, чтобы они могли облегчиться.

Джес Кокран, сотрудник PETA с мягким голосом, успокаивающим поведением и кольцом в носу, наклоняется, чтобы посмотреть. У каждой таксы в тарелке плевок теплой воды, может, столовая ложка. Каждый рычит. Как и Дора, они также кажутся, что неудивительно, сердитыми.

Габриэль — вежливый и приветливый молодой человек.Он объективно объясняет обстоятельства: когда-то собак привязывали на цепях снаружи, но эта конкретная область — округ Галифакс, Северная Каролина — теперь запретила постоянную привязку (PETA лоббировала это в течение многих лет и в конечном итоге выиграла редкую местная законодательная победа). Семья поняла, что теперь они в маринаде. Они не хотели, чтобы их оштрафовали, поэтому решили оставить всех трех собак на улице, но не привязанными.

Почему бы им не жить в доме? Габриэль объясняет, что кровь Доры испачкала мебель, когда она была в тепле, и все три собаки разрушают мебель.Итак, Дора сидит в загоне под навесом для машины, а таксы на крыльце.

Ничего о детях, страдающих аллергией.

Но… почему ящики?

Ну, говорит Габриэль, это потому, что дверь на крыльцо отвалилась, и теперь вольер открыт во двор, и, если их не посадить в клетку, таксы убежали бы. Ничего страшного, говорит, их освободят от ящиков, когда перекроют крыльцо.

Нужна ли семье новая дверь? «Нет, это прямо здесь», — указывает Габриэль.И вот он, прислоненный к навесу. Оригинальная ширма-дверь.

Как долго он там стоит? — спрашивает Джес.

«Эээ…»

Всего лишь наносекунда колебания.

«… около года».

На мгновение никто ничего не говорит.

Затем сделка заключается, и все остаются вежливыми, разумными, непредвзятыми и необвинительными. Просто люди, работающие вместе, чтобы решить проблему, в которой, очевидно, никто не виноват.

Дора — боксёр-микс.Она в клетке под навесом за домом. Она находится под прямыми солнечными лучами. Это 90 градусов. У нее нет воды. «Боже мой, она умирает», — говорит Начминович.

РЕТА возьмет Дору и стерилизует ее бесплатно, а затем вернет ее, если она достаточно здорова и эмоционально здорова. (Для семьи больше не будет проблем с окрашиванием, и собака теоретически могла бы жить внутри. Для PETA — на одно животное на Земле меньше, производящее нежелательных щенков.) Затем сотрудники PETA — они по необходимости мастера на все руки. — вернется с петлями и электроинструментом и переставит дверь.Бесплатно. Таксы, по крайней мере, вернут себе место на крыльце. Это шаткая сделка, и она зависит от добровольного соблюдения, которое никогда не гарантировано, но это что-то вроде . Сортировка на месте. Возникает ситуация, и PETA решает ее как можно лучше.

Люди из PETA — художники-импровизаторы. Я постоянно наблюдаю это. Каждый день в поле они меняют курс, когда события устраиваются не так, как они ожидали. Именно это и произошло в конце концов с Шэрон, Блин и Шорти, тремя брошенными собаками на заднем дворе, усыпанном мусором.Произошел неожиданный поворот: собак погрузили в фургон РЕТА, и команда собиралась уехать с ними, и Начминович сказал мне, что она рискнет в суде и предстанет перед судом за кражу, если потребуется. . Она верила, что судьи будут милосердными и мудрыми. И как раз тогда хозяйка дома, тот, кто жил в другом штате, зарегистрировался. Дом был оборудован голосовой камерой на входной двери, и она увидела, что ее животных увозят, и, бинго, она была там. , по домофону.Хотел знать, что, черт возьми, происходит.

Начминович сказал, что забирает собак.

Хозяин ощетинился.

Это был критический момент. Вот как это разыгралось:

Во-первых, палка. Начминович заявила, что то, что она видела, квалифицируется как жестокое обращение с животными и что это преступное поведение. Ее люди были позади нее, перед камерой: очевидно, было много свидетелей, а также какой-то парень с Nikon, который работал на The Washington Post и, предположительно, документировал это.Это был бы веский довод. Для Начминовича головорез по своей природе выступал из-за спины дипломата по необходимости.

Затем морковь: Начминович сказала домовладельцу, что если она даст разрешение забрать животных — сначала устно, прямо сейчас, затем письменно, вместе с торжественным соглашением о том, что она больше никогда не получит новых животных для этого места, — там не было бы необходимости привлекать полицию. «Наш следующий шаг — позвонить шерифу, но если вы скажете« хорошо », мы скажем« спасибо », и на этом все.«Никаких претензий ни к кому, ни от кого и ни по чему не будет. Как будто ничего не произошло; ни одно животное не подвергалось голоданию, мучениям или оставалось выживать на личинках, улитках и помоле.

Только помехи через домофон. Потом смирился, ладно. «Я подпишу документы».

Значит, это больше не было ограблением. Вместо этого это было своего рода вымогательство. Шэрон, Блин и Шорти спали из ада и направлялись в Норфолк.

Антропологи считают, что они понимают происхождение связи между людьми и собаками. Это древний союз, возникший из взаимной нужды во времена палеолита. Споры ведутся по поводу специфики, но, безжалостно упрощая:

Доисторические человеческие пары стояли спиной друг к другу, то есть вы спали спиной к спине, поэтому у вас были глаза на затылке и несколько дополнительных секунд предупреждения от вторгшихся хищников. . Но было очень полезно иметь у входа в юрту волка с клыками, который хотел любить вас и защищать вас.

Первобытные люди кормили волков; волки торчали вокруг. Со временем возникла связь. Вы можете назвать это приручением, что звучит немного холодно и манипулятивно, но вы также можете назвать это любовью. Современная наука показала, что когда люди и их собаки смотрят друг другу в глаза, уровень окситоцина резко возрастает у обоих видов. Окситоцин — это гормон, связанный с положительным эмоциональным состоянием.

Эта связь возникла естественным образом: люди и волки — вьючные животные. Мы оба созданы, чтобы объединяться с другими, чтобы выжить.

Как же тогда эти отношения стали настолько испорченными, так глубоко и так часто? Это о беспорядочном гневе: нехватке ресурсов и социальной беспомощности, ведущей к бессильной гневу — феномену пин-пса? Являются ли собаки эмоциональным орудием — чем-то, что люди могут контролировать в жизни, которая в противном случае почти лишена контроля?

Может быть. Социологические исследования подтверждают это как фактор. Но это слабая связь. Привилегированные люди тоже жестоко поступают с собаками. Некоторые примеры печально известны: Майкл Вик, звезда НФЛ и мультимиллионер, организовал нелегальную организацию собачьих боев и вешал недостаточно эффективных собак; он отсидел 21 месяц в федеральной тюрьме и после освобождения стал представителем и лоббистом организаций, выступающих против борьбы с животными.Джей Фабиан, руководитель NASCAR, был недавно арестован в своем доме и обвинен в убийстве собаки и почти убийстве другой, умышленно морив их голодом. Он временно уволился с работы в связи с предъявленными обвинениями.

[Второй шанс: 47 собак были спасены от операции Майкла Вика и оставлены в живых]

Джон П. Глюк, почетный профессор психологии Университета Нью-Мексико, не понаслышке знает о способностях каждого человека. все социальные статусы, чтобы оправдать жестокость.Как ученый, он когда-то зарабатывал себе на жизнь мучениями обезьян.

Это были макаки-резусы, содержавшиеся в маленьких клетках и подвергавшиеся экспериментам с человеческим поведением. Однажды Глюк заметил, что одна обезьяна, известная ему как G-49, была странно возбуждена, намереваясь осмотреть задний угол своей клетки, который представлял собой прочную стальную стену.

«Она подбегала к нему, делала мимику, потом отступала, потом снова бежала», — сказал он мне. Глюк говорит, что проводил расследование, и выяснилось, что из задней стенки выпал болт, оставив полудюймовое отверстие.Глюк просмотрел его и увидел, что он превратился в глазок для других обезьян в других клетках, животных, которых G-49 обычно не мог видеть. «Она упорно боролась со своими ограничениями», — говорит он. «Обезьяны очень социальны».

Глюк делает паузу. Спустя много лет ему все еще нелегко.

«Я осознал, как сильно я ломаю жизнь. Я построил интеллектуальную и эмоциональную структуру, которая позволила мне избежать того, что я делал ». Глюк сейчас является автором и лектором по жестокому обращению с животными людьми.

Некоторые бихевиористы рассматривают все это как дарвиновскую осечку, сбой в системе — досадный побочный эффект удовлетворения первичных потребностей. Человеческий мозг запрограммирован на то, чтобы концентрироваться на одном деле за раз и блокировать другие. Мы разделяем. Без этого мы не могли бы существовать, потому что это позволяет нам отфильтровывать отвлекающие факторы, которые в противном случае могли бы нанести вред.

«Если бы мы не смогли этого сделать, мы бы никогда не сели в самолет или машину», — говорит Мелани Джой, социальный психолог, которая пишет о том, как люди рационализируют жестокость.«Мы бы сосредоточились на том, насколько мы уязвимы. Итак, мы должны погрузиться в некоторую степень психического оцепенения. Это адаптивная черта, но она может стать дезадаптивной, когда приводит к насилию ».

Она говорит: «Люди пойдут в детский зоопарк. Им и в голову не придет навредить поросенку или цыпленку. Если они видели, как там страдает животное, они перепрыгивали через загон, чтобы помочь. Затем они пойдут в продуктовый магазин и уйдут с пакетами бекона и яиц ».

Это, конечно, указывает только на склонность к жестокости, но наличие домашнего животного является факультативным.Зачем заставлять собаку просто оскорблять ее? Если вы поговорите с экспертами и обидчиками, вы получите массу ответов, ни один из которых не удовлетворит полностью. Для некоторых людей с ограниченными средствами и скудным имуществом собаки становятся собственностью. Если вы думаете о животном безлично — как, например, о диване — вы с меньшей вероятностью увидите, что оно способно к физическим страданиям или иметь эмоциональную жизнь. Как собственность, их можно накапливать, охранять и бросать по желанию, во дворе, среди ржавых старых машин, кондиционеров, стиральных машин и туалетов.Это объясняет те знаки «Вход запрещен» в «Нет-Нет». Я понял, что здесь есть жуткое эхо: привязанные собаки, отчаявшиеся и невротичные, склонны делать то же самое. Это явление называется «охраной ресурсов» — они будут яростно защищать свое имущество, какими бы скромными они ни были. Собаки, подвергшиеся насилию, иногда копят воду.

Некоторые другие владельцы видят в своих собаках защиту, но когда вы укажете им, что животные, удерживаемые восьмифутовыми привязями, бесполезны в качестве защиты, они скажут вам, не чувствуя вины или явного самосознания — или Дальнейшее объяснение — что хоть они могут быть охранной сигнализацией.

Некоторые тетереры разводят собак ради статуса: якобы жестокие породы, такие как питбули, передают силу. И, наконец, некоторые люди привязаны, потому что их папы и дедушки тоже. Вы склонны не сомневаться в этом. Никакого злого умысла не предполагается.

Николас Додман, ветеринарный бихевиорист, соучредитель Центра изучения поведения собак при Университете Тафтса, не верит дарвиновскому аргументу или всем дополнительным объяснениям, которые он считает оправданием непростительному. По его словам, такая жестокость по своей темной сути является бессердечным недостатком характера: некоторые люди — отстой.

«Есть люди, — говорит Додман, — которые продают свой дом, съезжают и намеренно оставляют собаку. Через несколько дней кто-то приходит и находит собаку голодной. Он сказал мне, что уже достаточно было того, что в Мэриленде есть законы, запрещающие это. «Дело в том, — говорит Додман, — что есть люди, у которых есть сочувствие, и люди, у которых нет».

Додман считает, что в этом есть и политическая составляющая: в красных штатах, скорее всего, нет законов против привязки или законов, которые слабо пытаются ограничить эту практику, не обращая внимания на присущую ей жестокость.Пурпур также утверждает: Пенсильвания «ограничивает» привязку мучительными девятью часами в день и прямо оговаривает, что привязь должна быть как минимум «в три раза длиннее собаки, если измерять ее от кончика носа до основания хвоста или собаки». 10 футов, в зависимости от того, что больше ».

Все это, к сожалению, знакомо — даже универсальное. Под рубрикой праведности и сострадания некоторые страны вводят законы, ограничивающие степень жестокости, которую вы можете ударить своей жене, чтобы наказать ее.

«Люди, которые плохо обращаются с животными, — заключает Додман, — это те же люди, которые плохо обращаются с людьми.

Мы находимся у женского вагончика. Ее зовут Джун. Она находится на заднем крыльце с маленьким мальчиком, за которым, по-видимому, ухаживает. Второй ребенок, девочка-малышка, там. Три собаки стучат у ее ног. Два выглядят нормально, но с третьим что-то не так. Бренди в основном боксерский. Она выглядит слишком… скудной.

Команда PETA получила отчет о том, что собаки в доме постоянно содержатся в загонах и с ними плохо обращаются, и что одна из них — «кожа да кости».

Практически ни один обвиняемый в совершении правонарушения не признает, даже если доказательства очевидны; это одна из самых рутинных и отличительных черт этих случаев.Джун тоже отрицает это, но признает, что Бренди был в плохую погоду, плохо ел и не осматривался ветеринаром. Команда PETA сообщает ей, что собаке требуется немедленная медицинская помощь. Неубедительно Джун соглашается на это. Но — это еще одна общая черта — она ​​злится. Она чувствует себя обиженной, разъяренной из-за того, что ее выделили. Она решает, что ее недолюбливает сосед. В тот момент, когда Джун заявляет, что Брэнди в порядке, собака прыгает с крыльца через вертикальные перила, с глухим стуком на три фута падает на землю и приземляется на бок.Затем она бежит к Нахминовичу и яростно рычит у кармана брюк, в котором лежат собачьи угощения. Очевидно, что Бренди не отказывается от еды, она голодна. Рельсы, по которым она легко протиснулась, чтобы добраться до еды, находятся на расстоянии пяти дюймов друг от друга. Пиджак боксера создавал иллюзию некоторой массы тела. Под мехом у этой собаки скелет.

Нахминович говорит Джун, что ее выбор — передать Брэнди PETA или заняться контролем над животными, который вызовет PETA, что может повлечь за собой уголовное дело.

«Возьми ее! Просто иди!» Джун рычит.

Берут ее и уходят. «Она моя любимая собака, самая любящая собака из всех, что у меня есть», — со слезами на глазах говорит мне Джун, когда они уходят. Затем сквозь зубы: «Мои соседи заплатят за это, они принимают наркотики, и я собираюсь заявить на них».

В фургоне сотрудники РЕТА гладят Бренди и проверяют ее рот. Десны не красные и не розовые. Они белые как мел. У нее смертельная анемия.

Мы накачиваемся газом и пообедаем в заведении под названием Champs Chicken. Когда входит команда PETA, выходит женщина 30-летнего возраста. Люди из РЕТА узнаваемы сразу: все они носят футболки РЕТА. Их фургон, припаркованный в нескольких футах от них, украшен огромными вывесками, призывающими к доброте к животным. Идущая к ним женщина ядовито улыбается. Проходя мимо, она говорит: «Все еще убиваете животных в кузове своего грузовика?»

«Хорошего дня», — отвечает Начминович.

PETA — одна из самых неоднозначных некоммерческих организаций в мире, что может показаться забавной квалификацией, но с ней трудно спорить.PETA безжалостно выщипывает чувство вины людей, чтобы повысить осведомленность других и получить деньги для себя, чтобы делать то, что, по ее мнению, — с иногда сводящей с ума уверенностью — правильно.

Разумные люди могут с полным основанием считать действия PETA ханжескими и даже неприятными. Их смелые публичные кампании, хотя и эмоционально эффективны, часто бывают невежливыми, привлекающими внимание, неоправданно сексуализированными, самодовольными, самодовольными и возмутительными. PETA сообщила детям, что их родители убивают животных, когда они ходят на рыбалку или носят меха.В одной печально известной рекламе PETA рассказывает ребенку, что, поскольку ее семья купила щенка у заводчика, они убили собаку на фунт; к ужасу ребенка, тело в сумке для трупов падает на стол. PETA без улыбки сравнила мясоедов с убийцей-каннибалом Джеффри Дамером, потому что оба известны тем, что хранят трупы в морозильной камере. В День матери PETA однажды показала обнаженных беременных женщин в ящиках для беременных, чтобы продемонстрировать жестокость заводского разведения свиней.

Кроме того, люди из РЕТА, как правило, молодые и здоровые, стройные веганы с ясным цветом лица и энергичными походками.Это утомительно!

Во время обеденных перерывов я заказывал бутерброды с ветчиной или индейкой, и они ели такие блюда, как пюре из нута и авокадо на лаваше, который, по их словам, был восхитительным. Они работают и над моей виной . Невыносимо!

Члены РЕТА остаются верными своей философии, независимо от того, будет ли это стоить им поддержки в сердцах и умах. Они хотят закрыть зоопарки. Они ненавидят цирки, в которых используют животных для развлечения, и публично преследовали Ringling Bros. и Barnum & Bailey Circus, пока они не прекратили свои популярные выступления слонов.РЕТА всегда выступала против медицинских экспериментов на животных — да, даже теоретически, если бы это могло вылечить рак. PETA принимает эвтаназию, потому что считает, что в мире слишком много животных, приговоренных к ужасной жизни, и что во многих случаях гуманная смерть предпочтительнее. Каждый год РЕТА убивает множество животных.

Женщина у Champs Chicken — Дженнифер Смит, учительница государственной школы — считает, что люди из PETA — лицемеры мирового уровня, убийцы животных, маскирующиеся под любителей животных.Она имела в виду инцидент в 2005 году, когда двое рабочих PETA были пойманы, когда выгребали мешки с мертвыми собаками в общественный мусорный бак в Северной Каролине. Животные были убиты гуманно, чтобы предотвратить худшую судьбу от рук плохо обслуживаемых местных убежищ для убийств, но средства уничтожения были холодными и ужасными, это была общественная ошибка в суждениях и нанесла прочный пятно на репутации организации.

[Бывшие цирковые слоны только что прибыли в новое убежище. Они плавают и пасутся на фруктовых буфетах.]

Нахминович защищает широко распространенную эвтаназию, и это одна из тех позиций, которые вы можете уважать или ненавидеть. Она говорит, что в любой день она заключила бы сделку, по которой в обмен на разрешение освободить каждое обнаруженное ею животное, подвергшееся жестокому обращению, она должна была бы убить их всех. Она знает, как это звучит, но ей все равно. Суть в том, чтобы положить конец их боли — психической и физической, — прямо говорит она: «Жизнь, которую они вынуждены жить, не стоит того, чтобы жить».

Когда люди из РЕТА возвращаются к своему фургону, к ним приближается мужчина.Большой парень. Тафи. Его походка кажется целеустремленной. Начминович готовится к новой конфронтации.

«Вы делаете отличную работу», — говорит он. «Так держать.»

Гая зовут Рэнди Робтой. Ему 64 года. Вне пределов слышимости PETA, я спрашиваю его, почему он так себя чувствует.

«Я езжу на 18-колесном автомобиле», — говорит он. «Я прохожу здесь по всем дорогам. Я вижу так много животных и как с ними обращаются. В жару ». Он кивает в сторону фургона РЕТА. «Эти люди — герои».

Три привязанных питбула — большие, горизонтальные головы и огромные челюсти с такими широкими глупыми улыбками — находятся в одном большом дворе, на расстоянии 60 футов друг от друга в почти равностороннем треугольнике, и не могут касаться друг друга или играть. Люди из РЕТА прибыли, чтобы доставить собачью будку. Это то, что организация делает бесплатно. Быть отправленным в собачью будку — дерьмо, но лучше, чем находиться вне стихии 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Это сложный континуум страданий: загонять собак, обычно в вольеры площадью 10 квадратных футов, немного лучше, чем привязывать их к дереву.

У первой собаки уже есть собачья будка PETA, но он обмотал цепью дерево и не может добраться до него. Неизвестно, как долго он находится в такой ситуации. Сотрудники PETA распутывают его и дают ему новую цепь, увеличивая ее длину с 10 футов до 15. «Мы удвоили его мир», — грустно говорит Начминович. Сделайте геометрию. Это правда.

Другая собачья будка была перевернута, находится на боку и непригодна для использования. На сколько долго? Кто знает. Люди из РЕТА борются с этим прямо.

Третий питбуль по имени Гуччи стоит на конце огромной цепи, закрепленной в земле.Эта собака может весить 60 фунтов. Цепочка слоновья; он может весить 25 фунтов. Гуччи таскает его с собой, пытаясь передать нам привет. Большие цепи — это то, что некоторые владельцы питбулей используют для утолщения мышц шеи, заставляя собак выглядеть крупнее и жестче. В стране без земли питбулей иногда считают символом статуса. Вот что стоит за некоторыми именами: у Gucci есть друг, Диор. Они не могут касаться друг друга, но прикованы цепью друг к другу. Я спрашиваю об этом подростка: «Это потому, что они модные собаки», — объясняет он.- Это круто, — говорит он. Они есть в Instagram.

Есть много причин плохого обращения с собаками. Один — какое-то гротескное воплощение статуса.

[Защитники утверждают, что запреты на питбулей расистские и неэффективные. Этот пригород штата Мэриленд их поддерживает.]

Гуччи продолжает кивать головой, громко хлопая ушами. Начминович это проверяет. Летит. Личинки. Это нормально для привязанной собаки, но кое-что еще аномально. Его уши сырые, красные, мерзкие и … зубчатые.Начминович видел это раньше.

Питбулю часто купируют уши, и многие ветеринары отказываются от этой операции. В этом нет необходимости, чисто по выбору, обычно, если собаку приучают к незаконной драке или если хозяева хотят, чтобы она выглядела как боевая собака. Ткань удаляется, поэтому ухо меньше и стоит прямо. Это делает ухо менее важной целью в схватке или схватке. Выглядит жестко. Купирование ушей — это серьезная операция, которую проводят профессионалы со скальпелями, под масками, под общим наркозом, обычно после двухнедельного выздоровления с применением антибиотиков и обезболивающих.

«Это было сделано ножницами», — говорит Начминович.

Нет никаких признаков того, что кто-либо из этих питбулей был бойцом. Но есть статус в том, чтобы заставить их выглядеть так, как будто они могут быть .

Я вернулся после долгого дня и ужинаю с Рэйчел, которая была с Лекси весь день, взяв ее с собой в поездку по Норфолку. Я печатаю заметки, и Рэйчел засыпает. Закончив, я иду в спальню. Лекси спит на моей подушке рядом с головой Рэйчел. Она заняла мое место.

Я иду, кхм .

Лекси открывает один глаз, затем закрывает его.

Я иду, кхм .

Лекси прижимается глубже к своему месту. Это гостиничная кровать размера «king-size». Кажется, она говорит, что в изножье кровати явно есть место, достаточно места, чтобы я могла свернуться калачиком.

После двух дней, проведенных в Нет-Нет Стране, я теперь понимаю, что Лекси не подвергалась жестокому обращению, как я думал. Ей пренебрегли, что является менее ужасным обстоятельством в печальной иерархии жестокого обращения с животными.Лекси хорошо кормили и заботились о ней. Она не боялась поднятой руки. Да, в своем новом доме она обнаружила такую ​​степень привязанности и уважения — даже почтения, — которой она не знала раньше, и проявляла более уверенное, менее невротическое поведение. Мы освободили ее, чтобы она была занозой в заднице, что должно быть неотъемлемым правом каждого домашнего животного.

Вот она и сообщает мне, что я должен занять свое место у изножья кровати.

Я смеюсь про себя и пытаюсь сдвинуть ее. Теперь она открывает оба глаза и бьет меня по носу своей большой, лопаткой, глупой лапой гончей Плотта.Затем она перекатывается обратно на мою подушку, красивую подушку, за которую я заплатил. Теперь она стоит перед Рэйчел и объявляет обсуждение оконченным.

Я тащу Лекси к изножью кровати. Она корчится и протестует всю дорогу, а когда добирается до места, то громко ворчит, достаточно громко, чтобы разбудить Рэйчел, а затем сразу же засыпает.

Некоторое время я лежу в постели, улыбаюсь. Чувство права Лекси захватывает дух. Она считает, что заслуживает места за столом, места в комнате, где это происходит.Она не послушная и не раболепная. У нее есть мнения, которыми она может поделиться. Она считает себя кем-то. По сути, она существует, потому что думает. Она идиот Декарт. Это великолепно.

[Собак примечателен их способностью любить]

Это то, чего не хватало почти всем собакам, которых я видел в предыдущие два дня: истинного чувства собственного достоинства. Даже те немногие, кто выдержал ужас и выжили благодаря собственной неукротимости, сделали это дорогой ценой. Они были жертвами, умоляющими о внимании.Наполовину умирающий от усталости от попыток выжить, у него не оставалось ни времени, ни энергии для развития личности.

Человек — это ужасная сила. Но в этом тоже есть потенциально прекрасная сила. Разве это не часть завета с нашими питомцами в этом жестоко неравноправном мире? Разве мы не обязаны им таким достоинством?

Некоторое время не мог заснуть. Лекси спала нормально.

Это трейлерный парк, в основном двойной ширины. Собак много, большинство привязано. На заднем дворе есть несколько ангелов с цементной лужайкой и крылатые мадонны. Вы видите это в самых скромных домах здесь, как призыв к кому-то присмотреть за ними или заявление о том, что их ждет нечто лучшее. В нескольких десятках футов в центре одного из тех грязных кругов находится самка питбуля, и она обнимает вас одним из тех невероятных медвежьих объятий.

Еще дальше, в соседнем дворе, еще одна самка.Ее зовут Ти Ти. Она содержится в загоне, металлической клетке 10 на 10 футов, лежащей на ложе из почвы и фекалий. У нее два щенка. Это ее второй или третий помет — владельцы не уверены. Ей около 3-х лет. У нее в тазе маслянистая черная вода. Ребра, позвоночник и таз Ти Ти почти выдавлены из ее тела. Она ужасно истощена.

Щенки Ти Ти красивые, нормального веса. Они похожи на лабрадоров, извивающиеся, коричневые и нуждающиеся. Им около 4 недель, они жалобно сосут соски матери, которые раздуты, но пусты.Ти Ти старается изо всех сил, но она отдала все, что у нее есть, и ничего не осталось.

Крис Клаг, парень из PETA, выходит вперед. Это крупный, красивый, мускулистый, лысый парень с множеством татуировок. Вы могли подумать, что он будет агрессивным или импозантным, но это не так. Он прирожденный переговорщик. Хозяин собаки по имени Тариек без рубашки зевает. Щенки

Отдайте нам маму и щенков, — говорит Крис.Они больны и могут умереть. Ее недостаточно кормят, но она знает, что ее задача — выжить для своих щенков, поэтому у нее ничего не остается для себя. Мы возьмем их, окажем им медицинскую помощь, найдем хорошие дома и дадим вам еду для других ваших собак. Беспроигрышный вариант.

«Нет», — говорит Тариек. Он говорит, что продает щенков. Он получает за них 150 долларов или больше. Они его инвестиции, его средства к существованию.

«Только дайте нам мать и одного щенка. Более того ».

«Нет.»

«У нас много корма для собак.Мы дадим вам много корма для собак. Просто дайте нам одного щенка ».

«Нет.»

Этот вид беспощадного, упрямого торга иногда срабатывает — люди устают и, возможно, стесняются сказать «нет» — но не здесь. Затем Крис и Джес указывают на то, что на теле собак есть круглые рубцы. Это стригущий лишай, который может передаваться детям, поэтому, если Тариек продаст щенков семье и ребенок заболеет, он может понести юридическую ответственность. Ребята из PETA изрядно импровизируют.

“No.«Это бизнес, — говорит Тариек.

Джес и Крис говорят ему, что стригущий лишай живет в грязи, и что мать и ее щенки будут постоянно подвергаться этому воздействию. Предлагают переместить ручку в другое место. Тариек соглашается, поэтому трое сотрудников PETA — Джес, Крис и Нахминович — напрягаются, кряхтят, поднимают ручку, которая неуклюже и должна весить 200 фунтов или больше, и толкают ее примерно в 20 футах. Его новое местоположение также более затенено. Ситуационная сортировка.

Джес и Крис шепчутся между собой.Они шепчутся Начминовичу. Двое мужчин возвращаются в Тариек для еще одного разговора. «Пойдем», — говорит мне Начминович достаточно громко, чтобы меня услышали. Похоже, на этом переговоры окончены. Возвращаемся к фургону. В фургоне она говорит мне, что Крис и Джес что-то пробуют.

Что-то пробуете?

«Они будут предлагать по 20 долларов за каждую собаку из собственного кошелька. Они собираются сказать, что это против правил, а это так, но, — Нахминович встречает мои глаза, — они скажут, что делают это за моей спиной.

Они сговорились, — говорит она, от парня к парню — против невежественной, тупой начальницы.

Бестолковая, тупая босс натянуто улыбается. Ей нет дела до манипулятивного женоненавистничества. Ей просто нужны собаки.

Дафна Нахминович была идеалисткой, ставшей реалистом. Она присоединилась к PETA молодой женщиной, почти по прихоти. Она просто искала работу, но она стала ее жизнью. И от этой жизни она готова отказаться. Если правительства по всей стране прекратят цеплять и загонять собак, говорит она, «люди не будут делать то, что правильно, потому что это правильно, они будут делать это, потому что они вынуждены» — если вся реклама, лоббирование , работа по дому, сортировка, торг, пряники и кнуты, если они закончатся ужасом, «тогда я рано уйду на пенсию, буду безработным и счастливым.

Пять минут спустя Крис и Джес вернулись. Никаких кубиков. Когда они сделали предложение, парень сказал, что ему не нужны деньги, и показал пачку счетов. Там должна была быть тысяча долларов. Мама и ее щенки остались.

Три дня спустя люди из РЕТА вернутся. В миске для еды Tee Tee они найдут цедру лимона, лук, жир и кукурузные початки. Все эти вещи смертельны для собак.

При столкновении обидчики приводят причины того, что они делают, и, какими бы бессердечными они ни были, они, как правило, имеют определенную нарушенную логику.Моя собака предпочитает на улице! Это бизнес, а они не домашние животные! Это тяжелый район; Я хочу, чтобы люди видели, что у меня крутой пес! Самые запутанные случаи — это те, где нет никакой логики, разорванной или иной, где привязанность и горе сталкиваются и взрываются.

За несколько недель до того, как я приехал туда, команда РЕТА ехала по земле Нет-Нет, когда они заметили собаку в загоне на усыпанном мусором дворе.В основном это был питбуль. Из соседнего двора, к которому у них был доступ, Крис Клуг сфотографировал то, что выглядело как самая грустная собака в мире в худшем месте в мире. Большой. Лишенный. Сутулость. Удрученный. Безжизненные, безнадежные глаза.

PETA связалась с домовладельцем несколько дней спустя, и он согласился встретиться с ними и познакомить их с Монстром, который не уверен в возрасте — по крайней мере, 8, возможно, 11 — и у которого, по его словам, все в порядке.

Мы сейчас там. Монстр бодро виляет. Он милый парень.Он живет в отвратительном дворе размером 10 на 10 рядом с заброшенной печью, старинным ржавым кондиционером, гниющими бревнами и, что неуместно, батутом. Его глаза налиты кровью и с них капает слизь. Его мышцы атрофированы из-за неиспользования. Его пальто болезненно жесткое, как старая подушка Brillo. Его ручка испачкана мусором, его «вода» — это миска с илом, но хуже всего то, что происходит, когда сотрудники PETA пытаются очистить его ручку. Засыпание лопаты в грязь производит настолько сильное зловоние, что их почти рвет.Монстр живет в своих экскрементах почти на фут глубиной год или больше.

Хозяин дома — парень 50 лет по имени Алонзо. Одна рука на перевязке из-за аварии на мясокомбинате, где он работает. Он говорит, что это немного замедлило его, усложнило уход за Монстром. Алонзо — элегантный мужчина с аккуратной бородой и извиняющимся тоном. По какой-то причине он продолжает называть Монстра «она», хотя собака, бесспорно и категорически, является некастрированным самцом.

«У него кожное заболевание», — отмечает Начминович.

Все под контролем, уверяет ее Алонзо: «Я натираю ее пригоревшим моторным маслом и серой».

Тишина.

«Старое семейное лекарство», — уточняет Алонсо.

«Это не работает!» — говорит Начминович. Она отмечает, что в его водянистых фекалиях есть черви. Он говорит, что у Алонзо это тоже есть. «Я поливаю ее водой Клороксом».

«Это очень токсично для него!» — говорит Начминович.

«Иногда я даю ей Gatorade».

«Пожалуйста, придерживайтесь воды», — просит Эшли Бирд, еще один сотрудник РЕТА.

Люди из РЕТА все еще копают его ручку, борясь с тошнотой. В конце концов, грязь заполнит четыре мешка для мусора по 50 галлонов.

Алонзо объясняет, что Монстра всегда держат на улице, потому что его жена — повар — она ​​обслуживает мероприятия — и собака будет голодать и ляжет под ногами, а также жена «не любит собак».

Я отвожу его в сторону и задаю вопрос, который еще никому не задавал.

«Почему ты любишь эту собаку?» Тот, что держали в зловонии.Он смотрит на землю, затем на Монстра.

«Это мое сердце там, внизу», — тихо говорит он. «Она спасла мне жизнь».

Алонзо говорит, что у него проблемы с сердцем, а иногда и судороги, и однажды, когда он был один в доме, он упал в обморок в ванной, между ванной и туалетом. Монстр нашел его и в течение 20 или более минут вылизывал его до сна. Он встал и обнаружил дым на кухне: он готовил еду на плите. Он чувствует, что без Монстра дом сгорел бы вместе с ним.

Тогда почему…

Команда PETA собралась вокруг, просто смотрела и слушала.

«Не знаю, — говорит Алонзо. На нем футболка, восхваляющая Иисуса. Его глаза всплывают. Он открывает рот, затем снова его закрывает. Он смотрит на людей из PETA, одного за другим. «Спасибо вам всем за вашу любовь и заботу. Иногда критика приходит с любовью. Я вижу это здесь ».

Он крестится и со слезами на глазах соглашается отдать Монстра РЕТА. Ему говорят, что он больше не увидит собаку, и он понимает это, но говорит, что не хочет, чтобы Монстр умер, находясь под его опекой.

Теперь, когда жаркая погода закончилась, собаки в клетках и привязанных собаках не будут задыхаться до смерти. Но скоро они замерзнут насмерть.

У него привязана еще одна собака, маленькая по имени Куки, и часть сделки состоит в том, что PETA возьмет и Куки, чтобы стерилизовать ее. Когда она вернется, утверждает Алонзо, Куки будет жить исключительно в доме. Он и Нахминович обнимаются. Два часа спустя Монстр уже в Норфолке.

«Давай понюхаем его», — говорит Начминович Берду.Она означает последнюю прогулку. Свободен быть собакой.

Здесь вот-вот произойдет что-то, с чем все сотрудники PETA знакомы, но еще не до конца осознали. Монстр нюхает. Это долгая прогулка. Он разрывает свой последний слизистый понос. На данный момент он счастлив.

Майкл С. Уильямсон, фотограф Post, получил две Пулитцеровские премии. Он профессионально бесстрастен. Он не потерял самообладания, когда сфотографировал землетрясение в Лома-Приета в Сан-Франциско, сверху, в самолете, со смертью и разрушениями внизу, но когда ему говорят, что вот-вот должно произойти, он разрыдывается.Трудно объяснить, но с животными поражает их невиновность и уязвимость.

Нахминович считает, что у РЕТА нет другого выбора, кроме как усыпить Монстра. Ему как минимум 8 лет, он очень болен, непредсказуемо эмоционально поврежден, большой и потенциально опасный. У него смертельный случай сердечного червя — тест в PETA подтверждает это. Он неприемлем. В лучшем случае, после короткого дня или двух на свободе его снова посадят в клетку, в приют, к его ужасу, а затем все равно усыпят.

Борода идет обратно в штаб-квартиру PETA с Монстром, который не войдет в здание. Он останавливается и садится. Он смотрит на людей из PETA, которые его ободряют, и, поскольку он доверяет своим новым друзьям, он осторожно входит.

Начминович качает головой и вслух задается вопросом, разрешалось ли ему когда-нибудь пройти через дверь.

Процесс достойный и тихий, почти погребальный. Персонал РЕТА приглушает свет. Монстр получает успокаивающий укол — кетамин — и сразу же, прежде чем он попадает, ему дают целую банку кошачьего корма, который любят собаки.Корм для кошек не очень хорош с точки зрения питания, но в данных обстоятельствах …

Он глотает еду, ходит несколько секунд, ошеломленный, затем падает на пол. Следующим будет смертельный укол — пентобарбитал натрия. Начминович берет свою большую старую голову на руки, целует его в морду и, когда он уходит, закатывает губы. Его зубы пережеваны до бугорков, обнажены дентин и нервы. Он, должно быть, был в агонии.

Днем позже Куки стерилизовали и вернули Алонзо, который пообещал, что теперь она будет домашней собакой.

Спустя несколько недель компания PETA пришла проверить. Куки не была домашней собакой. Она была в жалкой ручке Монстра. Офицер полиции сказал Алонзо, что собака не может находиться на улице без дополнительного укрытия, чтобы спастись от жары или дождя. Он подчинился, но не в собачьей будке. Он втащил в ручку ржавую старую стиральную машину и перевернул ее набок, чтобы Куки смог войти в нее. Если бы она это сделала, в металлической оболочке, она бы испекла.

Обновления: Шорти, напуганная собака, живущая в автомобильных запчастях, была слишком эмоционально расстроена, чтобы быть усыновленной, и была усыплена.Брэнди, боксер, протиснувшийся через пятнадцатидюймовую щель в заборе, был обнаружен при смерти от рака и тоже подвергнут эвтаназии. Дора, собака в навесе, была необратимо психологически повреждена, слишком нервозна и агрессивна для усыновления, и ее усыпили. Блин, худощавый пес, теперь снова белый, счастливо живет в приемной семье и… пухлый. Остальные собаки все еще там, где были, большинству из них немного лучше, они все еще мучаются, за исключением одной. Шэрон, смесь бордер-колли, которая выживала на каше и улитках, была удочерена кем-то, кто ее уже любил.Она принадлежит Дженни Тид-Гатор, сотруднику PETA, ее спасителю.

За то, что он отправил оставшуюся собаку в стиральную машину для металла, Алонзо был обвинен в жестоком обращении с животными.

Теперь, когда ноябрь, жаркая погода миновала. Собаки на привязи и в клетках еще некоторое время не будут задыхаться. Скоро они будут , замораживая до смерти.

На обратном пути в Вашингтон я был наедине с Лекси в машине и заметил, что на моем манометре не было ни одной полосы.Я съехал с шоссе и остановился на стоянке Венди, чтобы спросить дорогу до ближайшей заправки. Был указал на ближайший Walmart, затем вернулся.

Парень стоял возле моей машины и смотрел, как я приближаюсь. Затем он закричал на меня изо всех сил.

«Вы оставили эту машину включенной?»

Нет. Я вырос в Нью-Йорке. Вы не оставляете машину включенной.

«Ты — ДЫРА!» — проревел он. «Ты оставил собаку умирать в машине!»

Ну у меня было , оставил собаку в машине примерно на полторы минуты.Это было правдой. И это было 90 градусов.

Потом парень кое-что заметил.

«Вы носите футболку PETA и сделаете это с собакой?»

На самом деле я был одет в футболку PETA, которую дал мне Нахминович.

«Хорошо, — сказал я, — но ты должен знать …»

«СЕЗДАЙТЕ В ЕБАНУЮ МАШИНУ И ВКЛЮЧАЙТЕ ВОЗДУХ, ТЫ НАСЫЩЕННЫЙ ДЫМ».

Я сделал. Лекси поприветствовала. Парень подошел к водительскому окну, сжав руки в кулаки. Я опустил окно.

«Послушайте, — сказал я. «Нам действительно стоит обсудить…»

Он смотрел на пассажирское сиденье. «ВЫ ОТКРЫЛИ ПИВО В МАШИНЕ. Я ПОЗВОЛЯЮ ПОЛИТИКАМ! » — сказал он и быстро отступил к Венди, сердито глядя на меня. Пиво тоже было вроде как правда. Во время наших экскурсий в полдень, летом я был тем парнем, который всегда хотел простудиться. Упаковка из шести «Миллера» была шуткой от Нахминовича. Он не был открыт, но все же. Я уехал, немного потрясенный.

Вот что я бы сказал этому парню, если бы он позволил мне говорить: Лекси была в машине одна меньше двух минут.Я держал окна закатанными, чтобы избежать холода от кондиционера; если бы я приоткрыл одну, внутрь бы проникло тепло. Лекси никогда не угрожала опасность. На самом деле я эксперт по смерти от жары в машинах.

Если бы этот парень позволил мне говорить, я бы сказал ему, что он был грубым, неприятным, запугивающим, умышленно невежественным, глупым от гнева. Но это был гнев по поводу одного конкретного предмета, существенного предмета, существенного гнева, гнева, которого я бы хотел больше из нас. Если бы он позволил мне, я бы пожал ему руку.

Джин Вайнгартен пишет для журнала Washington Post.

Разработано Twila Waddy. Редактирование фотографий Дадли М. Брукс.

Кентукки готов к ярким огням Champions Classic vs. Duke

Champions Classic технически проводился в сезоне 2020/21 года , но это не был Champions Classic. Перенесено и перенесено из-за COVID-19, мероприятие в конечном итоге было разделено на два места, по одному для каждой игры.Кентукки против Канзаса проходил в Индианаполисе в Bankers Life Fieldhouse, в то время как Дюк против штата Мичиган проходил на стадионе Cameron Indoor Stadium — импровизированном домашнем матче Blue Devils. Болельщики не допускали ни одного места.

Одно дело — матч в Дареме. Дюк получил домашнюю игру и не получил путевки, в то время как Мичиган Стэйт ушел, одержав досрочную победу на выезде. Они также сыграли первыми, поэтому, независимо от результата, «Синие дьяволы» и спартанцы закончили свои вечера в разумный час.

Кентукки в Индианаполис обернулась катастрофой.Играя на арене НБА без болельщиков, каждый скрип обуви и ведение мяча эхом разносился по всему залу. Шепот и болтовня на полу были слышны с верхней палубы, откуда наблюдали представители СМИ и персонал арены. Ужасная атмосфера переросла в плохую игру обеих команд на паркете, поскольку Кентукки закончил день, забив 36,1% с игры и 14,3% из трех, в то время как Канзас бросил 29,9% в целом и 23,8% из трех.

С учетом ужасающего количества бросков и 27 комбинированных потерь, это было соревнование, в котором команда могла сыграть наименее плохо, прежде чем выбраться к черту оттуда и отправиться домой.Канзас выиграл эту битву, выйдя на первое место со счетом 65-62.

В этом никто не виноват, и я аплодирую их усилиям по организации мероприятия такого масштаба в таких сложных и разочаровывающих обстоятельствах, но не заблуждайтесь, это было нелегко.

После осечки в 2020 году все четыре команды будут вознаграждены возвращением настоящих Champions Classic в 2021 году. Кентукки — Дюк и Канзас — Мичиган Стэйт в Нью-Йорке, игра в Мекке баскетбола, Мэдисон Сквер Гарден .

Вы никогда не захотите смотреть сквозь пальцы на соперника — Кентукки играет с Miles College в финальном показательном матче в пятницу, — но есть четкое внимание к поездке команды в Нью-Йорк, чтобы сыграть на величайшей арене студенческого баскетбола.

«Чувак, я очень взволнован. «Это новость на год, это будет так весело», — сказал Дэвион Минц на этой неделе. «Прямо сейчас мы настроены на то, чтобы пройти через эту выставку, пройти практику на этой неделе и на выходных, а затем направить наше внимание на Дьюка.Не заглядываю далеко вперед, но я очень рад, особенно играть в Саду. Это будет большим.

«Мы как игроки заслужили это, чтобы быть там, и на самом деле у нас есть фанаты. Болельщики этого заслуживают, чтобы все вместе смотреть его. Я очень рад этому ».

Все игры важны, но эта просто другая. Учитывая борьбу обеих команд в прошлом сезоне, историю программ и их исторические матчи, а также начало последнего сезона Майка Кшижевски в «Дьюке», эта игра имеет немного больший вес.

«Я знаю, что это будет захватывающе», — сказала Донтаи Аллен KSR. «Я знаю Champions Classic, это всегда было престижно. Всегда были большие игры, дикие игры. Это то, к чему мы готовились все лето. Очевидно, вы отметите несколько игр в своем расписании.

«Все игры важны в течение сезона, но я чувствую, что эта игра имеет немного больший вес».

Этот матч имеет историческую ценность, начиная с самого места проведения: Мэдисон-Сквер-Гарден.Это не может быть больше, чем этот этап на любом уровне баскетбола, и игроки с нетерпением ждут внимания, которое приходит с ним.

«Я уже некоторое время играю в саду, — сказал Минц. «На Большом Востоке это был наш турнир-конференция. На первом курсе мы играли с Виллановой в чемпионате Большого Восточного Турнира, так что с тех пор это происходило каждый год. … (Это дом) легенд. Даже в последнее время, как, например, история Кармело с «Никс», об этом ходили легенды. Патрик Юинг, что-то в этом роде.Игра против Патрика Юинга в саду с ним в качестве тренера.

«Просто мелочи, это безумие. Это одна из лучших арен, на которых когда-либо приходилось играть ».

Что касается самой игры, то она не намного более историческая, чем последний сезон тренера К. в качестве главного тренера. Кентукки получит первый шанс победить Дьюка в прощальном туре легендарного тренера.

С одной стороны, быть частью истории — это круто, особенно для доморощенного игрока из Северной Каролины, такого как Дэвион Минц.

«Это безумие. Я рос в Северной Каролине и всегда был фанатом Tar Heels », — сказал Минц. «Но мои родители спрашивали меня — только потому, что я играл в баскетбол — они спрашивали:« Если бы Каролина и Дюк предложили вам возможность (сыграть за них), за кого бы вы играли? » И я всегда говорил Дюк, и я не понимал, потому что Каролина всегда была моей командой, когда росла.

«Теперь, когда я был ребенком, потом взрослею и переехал в Кентукки, теперь я участвую в последнем сезоне тренера К. Это супер круто.Как ребенок из Северной Каролины, я с нетерпением жду этого. Было бы здорово быть там, повеселиться ».

С другой стороны, все это связано с конкурентным аспектом. Глядя на мир студенческого баскетбола, вы хотите заявить о себе, чтобы открыть сезон.

«Все сводится к истории, стоящей за этим, это то, что признают все эти парни в этой команде», — сказал Аллен KSR. «Это то, что будет развиваться в этой игре. Это будет очень веселая игра.”

игрока лишились этой возможности в прошлом сезоне из-за COVID-19. Игры были сыграны, но мероприятие было совсем другим. Всего год спустя мы приближаемся к, пожалуй, самому ожидаемому классическому чемпионату в истории турниров.

Для игроков Кентукки это было давно.

«Раньше я смотрел Champions Classic, даже если у меня была игра», — сказал Минц KSR. «Будучи стартовым защитником в университете высокого уровня, я поспешил принять душ после тренировки или игры, пытаясь вернуться, чтобы посмотреть на Кентукки и Дьюка, кто бы ни был на начальном этапе.Сейчас для меня безумие играть в нее.

«На это уходит много лет упорной работы, но я очень рад оказаться на этой должности. От спешки и бега (домой), чтобы посмотреть это, до того, что я сейчас являюсь его частью, это просто сногсшибательно для меня ».

Канзас против штата Мичиган откроет турнир в 19:00. Восточное время, затем Кентукки против Дьюка в 21:30. ET 9 ноября

Хранитель твоей сестры — RichardHowe.com

Хранитель твоей сестры

Хранитель твоей сестры

Стивен О’Коннор

Это было в 92-м.Пока я учился в Университете Массачусетса, Лоуэлл, работая над изучением английского языка, у меня была работа в Службе безопасности опекунов Массачусетса. Вооружившись своим радио и тактическим фонариком Maglight, я бродил по темным переулкам и пустым сердцам пустующих заводских зданий, где вялые каналы все еще текли, как забитые артерии, под изношенными половицами подвала, маслянистыми от капель давно исчезнувших машин. Первой моей обязанностью была фабрика Boott Mills, названная в честь Кирка Бутта, одного из основателей города.«Сто футов Джон-стрит» было любопытным адресом обширного четырехугольного комплекса. Любой, кто говорит, что может без малейшего трепета бродить по извилистой лестнице и по огромным пустым безмолвным полам, на которых когда-то сидели ряды передвижных ткацких станков с их взбалтывающими ремнями; что его не беспокоит темнота за пределами луча фонарика или тусклый лунный свет, который иногда бледнеет в бесконечных рядах окон, — либо лжец, либо лучший человек, чем я.

Старый Салливан из графства Донегол делал эту работу много лет, но когда он приближался к пенсии, его перевели на должность, которая не требовала от него взбираться на такое количество лестничных пролетов.Он взял меня на экскурсию и объяснил мои обязанности. «Ищите бродяг, признаки скваттеров. Проверьте термометры, прикрепленные к опорным столбам в разных комнатах на каждом этаже. Запишите показания. Если температура опускается ниже 32 градусов, сообщите об этом в администрацию отеля. Видите ли, нельзя дать замерзнуть водозащитным сооружениям. Конечно, до этого все это место могло пройти по пути многих старых мельниц ».

Я все время спрашивал его о странных звуках, которые отвлекали меня от его объяснений: «Что это было?»

«Крысы, Фрэнки.Они управляют этим местом ».

Я дрожал в холодной темноте, следуя за ним, запинаясь, поднимаясь по лестнице на пятый этаж. «Носили у ног фабричных девушек, когда они отвечали на звонок, еще в 1835 году, — сказал он, — когда, как они говорят, королем был хлопок». Удивленный внезапным грохотом, я резко выстрелил лучом фонарика в черную пустоту над нами. — Голуби, — пробормотал он. Полы под нашими ногами были покрыты их пометом.

Это было жуткое место, даже со спокойным Салливаном, но вскоре я остался один.Я привык к суетливым крысам. Джо Гамари, который совершал ежедневные обходы, любил оставлять для меня мертвые на лестнице. Были и другие вещи, к которым я не привык, например, ощущение, что я не один на этой старой мельнице, что среди царапанья крыс, или шума крыльев, или звука сирены, проходящей ночью снаружи, я слышал что-то еще: шепот, вздохи, а иногда и отдаленный смех, как если бы в другой комнате включили радио. Каждый звук эхом отражался в этих помещениях, но мой фонарик не видел ничего, кроме рядов колонн, стоящих посреди бесплодной равнины пола.

Как я с нетерпением ждал рассвета, когда я спешил прочь, пересекал двор под задумчивыми окнами мельниц и пересекал мост через канал, направляясь в Paradise Diner, где Артур и его жена разгружали свой универсал свежих продуктов. хлеб напрямую от компании Middle East Bread Company. Таинственные звуки и жуткая тишина прошлой ночи улетучились, когда я сидел за стойкой, пил кофе, смотрел, как Артур готовит мой бутерброд Boott Mill, и улыбался слову, написанному на обратной стороне его пояса: ВКУСНО.Я организовал занятия на послеобеденное время, чтобы я мог пойти домой и поспать около пяти часов.

Я смог выполнять свою работу и изгонять свои страхи или, по крайней мере, на время подавлять их. Однажды ночью в середине октября у меня возникло особенно тревожное чувство, когда я подошел к Бутт-Миллс. Колокольня с хлопковым флюгером вырисовывалась на фоне взрывающихся рваных облаков в лунном свете. Я вспомнил старую песню Creedence «Bad Moon on the Rise» и попытался избавиться от этого чувства. Конечно, если Старый Салливан мог выполнять эту работу столько лет, то и я смог бы.

Я миновал мрачную пустыню и повернул ключ в замке первых ворот. Тяжелая цепь с лязгом упала на решетку, я вошел и повернулся, чтобы снова запереть ворота. Подвал пустой. Никаких следов взломов или скваттеров. Мои шаги раздались по лестнице. На дверной защелке первого этажа свисала дохлая крыса. «Очень смешно, Джо».

Ночь была прохладной, но не до нуля. Тем не менее, они хотели, чтобы я проверил температуру для «сбора данных». Это был их способ убедиться, что я проверил каждую комнату на каждом этаже, потому что на фабриках не было ключевых станций.Мои шаги, казалось, нарушили некую тишину, пока я одиноко обходил меня. Спускаясь по лестнице на третий этаж, я услышал позади себя движение. Это не была ни крыса, ни голубь, а торопливые шаги и что-то вроде шороха ткани, шороха длинной юбки. Я развернулся, высветив поток света в пустоту. Звук был достаточно громким и достаточно отчетливым, чтобы отбросить все мои смелые мысли о том, чтобы вернуться тем же путем, которым я пришел, как если бы я мог найти какой-то обнадеживающий источник.Это было прямо позади меня. Когда я стоял, застыв в этом месте, я услышал голос, легкий голос молодой девушки, который, казалось, исходил из темноты лестничной клетки надо мной. Какая-то старая песня донеслась до меня из темноты надо мной.

Молитесь, что вы хотите от нас, сэр,
С нами, сэр,
С выкупом-tansom-tay?

Я почувствовал кого-то, я должен сказать что-то , рядом со мной, и я услышал около своего левого уха звук, похожий на звук выдоха, и в этом вдохе слова: «Чего ты хочешь?» Я сбежал.

За воротами я придумывал показания температуры и нервно ждал рассвета, когда, наконец, пересек двор к мосту, чувствуя, как будто тысячи глаз наблюдают за мной из темных окон мельниц, которые меня окружали. На следующий день была суббота, и я пошел к старому Салливану, который, как я знал, жил над закусочной Гормли. Он открыл дверь в тапочках, своих фирменных штанах и подтяжках поверх футболки. Он взглянул мне в лицо и сказал: «Так ты их видел?»

«Я их не видел, но слышал.Господи, Салливан! Что там происходит? Почему ты мне не сказал? Я сбежал оттуда прошлой ночью! »

«Ну, не все их слышат или видят. Вам нужно какое-то… сочувствие. Кофе?»

«Да, пожалуйста». Он налил два кофе, достал из буфета бутылку «Бушмилла» и подкрепил каждую рюмку. Я не возражал. Я заметил, что в его квартире полно книг. «В общем, это все», — сказал он, ставя кофе на стол. «Ужасно много молодых женщин приехало в этот город давным-давно и расправляло свою молодежь на мельницах под оглушительный рев ткацких станков.Они работали, они мечтали, они с тоской смотрели из этих окон мимо реки на свои дома в деревне. Они подавились хлопковой пылью. Многие были ранены, а некоторые даже погибли. У одной женщины волосы были зацеплены за ремни, и ее подняли прямо к потолку. Ей потребовалось время, чтобы умереть. Это место поглощало их жизни пять дней в неделю, двенадцать часов в день и вдвое меньше в субботу. Это было изнурительно, но вы видите, что они сформировали крепкую связь друг с другом, сестринство, если хотите, как это делают люди в очень тяжелых обстоятельствах.Что-то настолько сильное, что каким-то образом выжило.

Я потрясенно и недоверчиво покачал головой, но знал, что это правда. «Что ты видел, Салливан?»

Он пожал плечами. «Сущности, я их называю. Тени прошлого, не знаю. Призраки, если хотите. Донегол полон ими, замок Берт, дом священника в Ньютаунканнингеме, поместье Драмбег. Первой, кого я увидел в сапоге, была очень молодая девушка в юбке и фартуке, смотрящая в окно на реку. Такой печальный вид у нее был, когда она посмотрела на меня.”

«Что ты сделал?»

Старик пробормотал что-то непонятное на другом языке. «Это то, что я сказал, потому что я вырос, говоря по-ирландски, и это коснулось моих губ, понимаете?»

«Это значит?»

«Просто:« Да будет твоя душа одесную Бога ». И девушка, потому что она была больше девушкой, чем женщиной, заговорила. Ее губы никогда не шевелились, но я отчетливо слышал ее голос, а она тоже была ирландкой и говорила на старом языке. «И твоя душа тоже, когда ты умрешь», — сказала она.Затем я услышал один из многих других звуков, которые вы слышите ночью, вероятно, крысы. Я обернулся на секунду, а когда оглянулся, ее уже не было ».

«Но были ли другие?»

«О да, Фрэнк. Они всегда рядом, чтобы те могли их увидеть. Мастерицы ткацкого станка, как их называла Люси Ларком. Я никогда не проронил ни слова об этом. Люди не понимают ».

Перед тем, как я уехала, он пошел и покопался в стопках книг и вручил мне несколько переизданных экземпляров старого литературного журнала под названием «« Жертвоприношение Лоуэлла »», издаваемого фабричками, и сборника стихов Люси Ларком.«Прочтите их, и вы их узнаете. Они никогда не причиняли мне вреда, Фрэнк. Они не злые существа. И в любом случае, как сказал князь Шекспира, они никогда не могут навредить твоей душе, которая, как и они сами, бессмертна.

Я не был уверен, утешили меня или напугали слова старика. «Не знаю, смогу ли я вернуться», — сказал я.

«Это не место для слабонервных». Невысказанный вопрос, повисший в воздухе, был: «Ты что, малодушный, Фрэнк?»

Я опоясал свое сердце и вернулся, и, погрузившись в то немногое свободного времени, которое у меня было, в книги, которые дал мне Салливан, я действительно чувствовал, что знал или понимал те присутствия, которые все еще обитали в прядильных и кардных комнатах. Бутт Миллс.Я носил с собой стихи Люси Ларком. По мере приближения Хэллоуина я больше, чем обычно, нервничал в этом призрачном здании. Однажды ночью внезапный голос рядом со мной чуть не повернул мое сердце в сторону, но это было мое радио. «Фрэнк Макларен, — сказал я. «В чем дело, Кен?»

«Фрэнк, на вашем пути только что вытащили тело из канала за райским уголком. Не упускайте ничего подозрительного ».

«Грубая игра?»

«Жду ответа. Может быть, ему достался холестерин от бутербродов Бутт Милл.Кен засмеялся. Я этого не сделал. «Хорошо, — сказал я, — дай мне знать, что ты слышишь».

В ту ночь на мельницах было холодно. Потоки еще более холодного воздуха, казалось, текли по темным комнатам и по тихим лестницам. Я записал в блокнот температуру разных комнат третьего этажа, в среднем 36 градусов. Когда я сунул блокнот в карман пиджака, у меня перехватило дыхание. У окна стояла женщина в платье фабричной девушки 40-х годов XIX века. Тусклый лунный свет, а может быть, это был внешний свет, падал на ее лицо, волосы которого были зачесаны назад в шиньон.Волна холодного страха пробежала от пола по моему позвоночнику и захватила мои легкие стягивающейся паутиной, когда она посмотрела на меня темными глазами, которые сияли на этом пепельно-сером лице, и я почувствовал вопрос, который она, казалось, снова задала: «Что ты делаешь? хотите с нами, сэр? Я прочистил пересохшее горло и попытался вспомнить благословение Салливана, но в голове было пусто.

Хотя я и не был религиозным человеком, теперь я тихо призвал всех святых помочь мне отстоять свою позицию, повторяя про себя снова и снова слова, сказанные стариком: «Они не злые», и напоминая, что моя душа была вещь бессмертная, как и они.Другие формы, менее отчетливые, но не менее реальные для меня, теперь собрались вокруг этого гордого существа. Среди них был шепот, и один из них рыдал, а другие пытались утешить ее. Я чуть не сбежал, но потом потянулся за книгой в кармане пиджака. Я посветил на страницу, боясь поднять глаза, но когда я услышал, как рыдания молодой женщины стихли, я почувствовал, что что-то вроде мира снизошло на всех нас, когда я читал из книги:

Целый день она стоит перед своим ткацким станком;
Летающие шаттлы приходят и уходят:
По травянистым полям и цветущим деревьям,
Она видит извилистое течение реки:
И фантастический челнок летает широко,
И быстрее, чем вода скользит .

«Я ткаю и ткаю весь день:
Ткань крепкая, основа хорошая:
Я тку, чтобы быть моей мамой;
Я ткаю, чтобы добыть еду на каждый день:
Но как бы я ни ткала, — говорит она, —
«Мир женщин преследует меня